Новая книга об антропологии Северо-Запада – комментарий археолога
Не так давно вышла из печати монография Серафимы Львовны Санкиной “Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным антропологии” (СПб.: “Дмитрий Буланин”, 2000), написанная на материалах раскопок в основном двух последних десятилетий. Фигурируют здесь среди прочих и материалы СЗАЭ – краниологические серии из древнерусского курганного кладбища Которск III и парного трупоположения, впущенного в вершину одной из сопок группы Пристань III.
Уж сколько копий сломано в былые годы из-за возможности ставить или не ставить знак хоть условного равенства между понятиями “этнос”, “культура”, “язык”… Кажется, все теперь понятно – равенства и даже прямой зависимости нет и быть не может, тем более, что в языкознании историки оказались не сильны, понятия этноса и этнической истории окончательно размыты этнологами, а термин “культура” в силу своей фундаментальности точному толкованию не поддается. О какой-либо устойчивой взаимосвязи истории отдельных коллективов с физико-антропологическими особенностями их членов и говорить не приходится – это явления совсем уж разного порядка.
Однако в человеческой жизни все взаимосвязано, и “все на свете – причина всего на свете”. Удивительным образом результаты измерений черепов совпали с наблюдениями археологов. Где-то в течение второй половины – конца 12. века на территории западной части Новгородской земли происходят изменения, наиболее очевидные при изучении древнерусских курганов.
Вновь появившиеся здесь после Крещения Руси однородные внешне невысокие земляные насыпи к рубежу 12.-13. столетий уже не возводятся. Их постепенно сменяют погребальные памятники иного облика – курганы с каменными обкладками и жальничные могилы (провести точную границу между теми и другими не всегда возможно). Построить протяженную типологическую цепочку: возводили курганы без обкладок – стали обкладывать насыпь по краю валунами – перестали возводить курганы, и остались на кладбищах лишь жальничные оградки, – тоже не получается. Слишком разнятся своим внутренним устройством насыпи без обкладок и с ними, это совершенно разные традиции. И если жальники, судя по всему, действительно возникают как логическое продолжение низких курганов, окруженных кольцом из валунов, то потомков людей, похороненных в “простых” курганах, следует искать, видимо, на грунтовых сельских кладбищах 13. –14. вв., пока еще очень плохо изученных.
К этому следует прибавить и распространение на Северо-Западе с конца 13. (?) века захоронений в ящиках из каменных плит (например, учтенный С.Л.Санкиной могильник у д.Конезерье), которые часто интерпретируются как захоронения выведенных в Новгородскую землю “чудских” полонов.
Хронологически совпадает с этими изменениями очередной, последний в эпоху средневековья, сдвиг в развитии материальной культуры Северо-Запада, приходящийся примерно на время формирования 11–12 ярусов застройки новгородского Неревского раскопа (1281–1313 гг.). Хотя и здесь уместно помнить в первую очередь об “эпохальной изменчивости” окружающих человека вещей.
Остается лишь сожалеть, что антропологи редко и неохотно работают с материалом из погребений по обряду трупосожжения. Как знать, если бы в нашем распоряжении оказались не только определения пола и возраста, но и более подробная антропологическая характеристика, не удалось бы нам проследить взаимосвязь разных сторон жизни и на раннем материале?
Е.Михайлова